Почему Бог выбрал эту обезьяну - свящ. Антоний Лакирев

деле, главным образом то, что говорил Гррумп, было названиями разных сортов антилопьего помета и звуками, с которыми фырты частенько наступали в него на бегу. Так что Шорло, хоть внутри него все кипело… Нет, фырты не умели делать горшки и кипятить воду, значит, не кипело… Внутри Шорло рвалась наружу ярость — Ашри отлично видел чувства друга — но Шорло сделал вид, что не понял, какое отношение терминология вождя имеет к его проблеме. В результате вождь примерно тем же способом приказал Ашри и Игги сидеть в пещере и делать рубила.

Той ночью Шорло лег спать снаружи пещеры, а за пару часов до рассвета тихо ускользнул на запад. Ашри готов был рассердиться на него, подобно Гррумпу — но подумал, что и ему когда-нибудь понадобится помощь Шорло. Страх в глазах Гррумпа сказал Ашри, что место вождя скоро будет свободно… Чтобы занять его, Ашри не обойтись без друзей. Поэтому он разбудил Игги, и они побежали по следам Шорло.

Когда все трое (Ашри и Игги довольно быстро догнали Шорло) приблизились к стойбищу бырров, уже рассвело. Друзья увидели, как мужчины ушли на охоту, а женщины небольшими группами рассеялись по саванне в поисках еды. Мужчин с ними не осталось — так, по крайней мере, показалось нашим юным фыртам.

Нет, в целом все тогда прошло удачно — вспоминал старый Ашри. При той группе женщин и девчонок, на которую указал им Шорло (когда он успел рассмотреть всех бырров и понять, кто ему нужен?) — при этой группе был один парень не намного моложе Ашри и Игги. Ему и двум старухам здорово наподдали, и они убежали. Осталась одна Баа — тогда Ашри не знал, что это Баа! — и Шорло встал перед нею и посмотрел ей в глаза. Это продолжалось недолго, а потом Баа наклонила голову, Шорло коснулся ее лба рукой, и все они пошли обратно.

Гррумпу очень хотелось броситься на троих друзей, но он посмотрел в глаза Ашри и отступил. Через две луны Гррумп стал предком, и когда Ашри на глазах остальных мужчин уселся на его место у костра, Шорло и Игги подошли и сели по сторонам от него.

А потом, когда Пыы стала женщиной нового вождя, они с Баа очень подружились. Когда Шорло в прошлом году тоже стал предком, Пыы помогала ей с их с Шорло последним младенцем…

Внутригрупповая социальная структура древних людей вовсе не обязана быть строго иерархичной: достаточно вожака и «авторитетной» женщины, называть которую альфа-самкой правильно, но не хочется. Остальные взрослые объединяются в не-иерархичные группы (компании друзей), которые оказывают значительное влияние на принятие и реализацию решений. «Власть» вожака довольно призрачна и неформальна: он неминуемо вынужден оглядываться на такие компании (от того, что мы назовем их «социальными союзами», суть дела не изменится). Собственно, манипулирование такими союзами является основным занятием вожака и у шимпанзе…

Отличие людей от шимпанзе заключаются в первую очередь в том, что у нас такие союзы образуются легче и действуют многообразнее, даже до сего дня. Кроме того, имея возможность говорить прямо, люди все больше перестают считать социальные манипуляции приемлемыми. Тем не менее у людей, как и у шимпанзе, появление того или иного персонажа в роли вожака в большой степени определяется (негласным) решением как раз старшей (альфа-) женщины, компанию которой составляют остальные женщины. Быть может, не так много с тех пор и изменилось… В поздних человеческих сообществах роль женщин также велика — просто до поры до времени они не устраивают по этому поводу фейерверков.

Важность таких межличностных союзов трудно переоценить; в том числе и для них была востребована речь. И поскольку союзы (как и семейные пары) формируются при помощи «психологической модели», работающей благодаря зеркальным нейронам при социальном контакте, а эти нейроны напрямую связаны с речевыми центрами (зоной Брока), анатомически и физиологически это вполне вероятно. Еще раз подчеркнем, что для видов, входящих в нашу генеалогию (как бы она ни была запутана), именно такие социальные отношения были основой формирования общих этических установок. Нарушение последних было прямым путем к остракизму, что для наших предков чаще всего означало смерть. «Выявление и наказание обманщиков и нарушителей норм», как и было сказано А. Марковым.

е. Призрак Хаммурапи

С формированием сетей социального доверия, кроме необходимости развития речи, связана и еще одна любопытная гипотеза, которую мне хотелось бы обсудить. Подчеркну, что мне самому эта гипотеза представляется интересной, хотя и далеко не бесспорной. Итак, почему нужно соблюдать правила племени?

Выше мы говорили, что у людей в определенное время формируется неприятие обмана и нарушения норм. Это важно для выживания: те группы людей, которые не могли или не хотели выявлять и наказывать обманщиков, проигрывали в конкуренции с соседями. Распространение предрасположенности к жульничеству и нахлебничеству губительно для популяции как полмиллиона лет назад, так и сейчас.

Зеркальные нейроны в нашем мозгу в самом деле по мельчайшим движениям взгляда распознают мотивы и намерения других людей. Даже небольшие, даже кажущиеся несоответствия между отдельными компонентами поведения (словами и взглядом, взглядом и движениями тела, контекстом и движениями и т. д.) вызывают (благодаря зеркальным нейронам) антипатию. Она является выражением интуитивного понимания того, что вам врут. Напротив, адекватность получаемых сигналов и декларируемых намерений вызывают симпатию, хотя, конечно, все не так примитивно.

Антипатия к обманщикам и симпатия к тем, кто заслуживает доверия, на практике становится условием выживания, потому что позволяет держать потенциальных нарушителей доверия в узде. Но какими механизмами это могло обеспечиваться? Вождь (или авторитетная тетя с каменной указкой) говорил: «Не принесешь к общему костру газель — не получишь никакой еды»? Или «Не сделаешь три чоппера — останешься голодным»? Страх наказания — неплохой модулятор поведения, но не такой эффективный, как нам кажется. История человеческого рода показывает, что в критических обстоятельствах он мало кого останавливает…

Возможно, для обеспечения надежности функционирования социальных этических норм могла пригодиться идея «потусторонних сил», следящих за этическим поведением (еще раз подчеркну, мне самому эта идея не кажется особенно убедительной).

…юмби уходили на север год за годом, поколение за поколением. Они уже забыли оставшихся в окрестностях Турканы фыртов и бырров, помнили только жару и вкус антилопы. И когда очередной вождь становился предком, они говорили о нем: «Он вернулся назад».

В тот день, когда мы с вами, читатель, застали юмби, их стойбище располагалось на узком перешейке между большим океаном с востока и большим соленым озером с запада (в наше время там располагается Баб-эль-Мандебский пролив). Стойбище, конечно, громко сказано: на самом деле, это была ровная площадка в сотне шагов от берега. На востоке от нее, изгибаясь широкой дугой, располагался пляж, а на севере начинались бескрайние степи будущей Аравии, тогда еще не превратившейся в пустыню. На западе, почти у горизонта, плескались теплые соленые воды будущего Красного моря; моллюски там были гораздо вкуснее тех, что юмби собирали на берегу океана, но в океане отливы и приливы были гораздо сильнее, и можно было собрать больше. А на юге, откуда юмби и пришли в эту местность, лежали саванны, полные опасности. Юмби постарше с ужасом вспоминали рассказы стариков, которых они застали, о сильных и воинственных племенах, встречавшихся им на пути. На их фоне даже бырры казались миролюбивыми…

Поначалу юмби двигались медленно, отчаянно отбиваясь от жителей тех мест, где они проходили. Но чем дальше на север, тем реже встречались люди и тем свободнее чувствовали себя юмби. За последние пятнадцать лет они продвинулись на сто с лишним километров и вышли, неожиданно для себя, к берегу океана. Вел их тогда старый Кракк, ставший вождем еще на прошлом постоянном стойбище. Перебираясь каждый год километров на десять к северу, юмби ощущали, как становилось прохладнее. Кракк терпеть не мог жару, может быть поэтому и вел свое племя на север. А еще Кракк терпеть не мог Тыгга и его потомков. Впрочем, не один Кракк…

Тыгг и в самом деле был тем еще проходимцем. Не раз